К тому же у меня началась бессонница.
   Когда в дверь позвонили, была полночь. Я не спеша поднялась, сунула ноги в тапочки и погладила спящую на одеяле кошку Чушку. Глазок был тёмен — свет в коридоре не горел.
   — Кто там?
   — Арсеньев, — тихо сказал сухой голос.
   Оказалось, что он едва ли выше меня ростом. Тонкий, высохший человек в плотном тёмном костюме по мерке, в туфлях на толстой подошве, чтобы казаться выше. В руке у него была чёрная трость с набалдашником. Он церемонно поклонился мне, прошёл в комнату и сел за стол. Я спросила:
   — Вы будете пить?
   И пошла искать что-то подходящее в баре.
   — Я уже, — сказал он. — Можете не волноваться.
   Я всё-таки принесла бутылку Царского Золота. Рецепт XVII века. Я подумала, что ему это понравится. Арсеньев вежливо выпил рюмку. Я тоже выпила, однако легче не стало.
   — Мои соболезнования, — сказал он.
   — Простите?
   — Стекловский. Вы были на похоронах.
   — Вы тоже. Это я должна соболезновать Вам.
   — Он не был Вашим другом?
   — Он был больше, чем друг. Он давал мне деньги на жизнь, — сказала я. — Оплачивал мою квартиру. Можете представить себе глубину моей скорби.
   — Об этом не беспокойтесь, — Арсеньев медленно склонил голову. — Я вижу, Вам нездоровится.
   — Вы не возражаете, если я лягу? — сказала я.
   — Пожалуйста. Так даже лучше.
   У меня не было сил спросить, для чего. Я легла на диван и поневоле свернулась калачиком. Хотелось отвернуться к стене, закрыв глаза, но это было бы невежливо. Арсеньев неподвижно сидел в темноте. Он совсем не мешал. Потом он сказал:
   — У меня в кабинете Вы не боялись.
   — А я не Вас боюсь, — сказала я.
   — Это радует. Но чего Вы боитесь?
   — Смерти.
   И я ещё немного съёжилась.
   — Сказки, — ответил Арсеньев. — Всё это глупые, злые сказки. Никто за Вами не придёт. И даже если… я же здесь.
   — Спасибо, — искренне сказала я.
   Его было почти не видно — остроголовый чёрный силуэт. Кошка Чушка сидела на подоконнике и глядела на него в упор, не отрываясь. Глаза кошки жёлто мерцали. Глаза Арсеньева тоже. Через некоторое время он покачал головой.
   — Простите, с кем Вы разговариваете? Вы ведёте какой-то внутренний диалог…
   — Со смертью, — сказала я. — Я пытаюсь уговорить её не трогать меня.
   — Почему Вы думаете, что Вас тронут?
   — А… Вы не видите?
   — …Не так, как Вы.
   — Вокруг смерть, — сказала я. — Она везде. Она подстерегает всех. Вы же были на кладбище…
   — Да, — ровно сказал он, тоном побуждая меня говорить дальше.
   — То, что смогло убить его, убьёт и меня. И Вас тоже.
   — В этом я сомневаюсь, — ответил он. — «Если бы глупость причиняла боль…»
   — Глупость тут ни при чём, он просто попался в зубы смерти. Он её долго морочил и всё-таки попался. На нём она сломала клык, а меня даже не заметит. Знаете, как я себя чувствую? Как прогнившая скорлупа. Зубы смерти пройдут сквозь меня без усилий.
   Мы некоторое время молчали.
   — Вокруг смерть, — сказал он, смакуя мою фразу. — Это метафора, или Вы действительно видите смерть?
   — А он Вам не рассказал? — спросила я.
   — Не успел. Я пытаюсь понять, что именно. Итак, Вы видите смерть. И… какова она?
   Я указала в окно. Над городом висели тучи. Даже ночью всё небо отдавало белизной.
   — Вон она, смерть. Бесплотная бледная туша. Зубастая пустота. Она наваливается на город, и грызёт, и гложет — людей, дома, асфальт… Пока что город держится, но некоторые вещи уже начинают ломаться. Я думала, вы это видите, поэтому и держитесь так крепко. Значит, нет. Очень жаль.
   — То, что я не вижу, не значит, что я не могу принять меры, — сказал Арсеньев.
   — Так примите же их, — сказала я. — Пока не совсем ещё поздно.
   Меня, по-видимому, трясло.
   — Ваше зрение открывается, когда Вам страшно? — спросил он.
   — Оно не открывается и не закрывается, а просто есть. Как Ваше зрение в темноте.
   Он налил ещё одну рюмку, встал и подал её мне, слегка склонившись над диваном. После второй рюмки мне стало заметно легче. Арсеньев навис надо мной, невесомый, как будто вырезанный из бумаги со своим костюмом и тростью. В его зрачках горел заманчивый огонёк.
   — Помогите мне, — сказал он. — Скажите, где будет следующий удар.
   — Откуда я знаю? В столице.
   — Неужели в Москве?
   Он выпрямился, и тут меня проняло.
   — В Киеве, — сказала я с непонятно откуда пришедшей уверенностью. — Вы когда-нибудь видели киевское метро? Эскалатор за эскалатором. Оттуда так просто не выскочишь. Мышеловка. Они пустят газ в эти туннели.
   — Боевой газ?
   — Откуда я знаю? Я знаю, что они затопят газом метро, — в этот момент я уже не была собой, и голос мой был не мой. — Они хотят отравить моё метро. Они пустят газ в мои туннели. Они потравят моих людей, как крыс, превратят мои жилы в газовые камеры. Умертвят мою плоть.
   Слова сыпались с моих губ, как песок. В душе моей открылась трещина, и моим голосом говорил Киев. Мать городов отчаянно взывала о помощи.
   — Где? — Арсеньев придвинулся ко мне вплотную. Его глаза полыхали. — Где они сидят? Куда ударят?
   — Они в центре, — ответил Киев. — Бессарабка, площадь Шевченко, Крещатик. Они под землёй. Это черви вползли в моё сердце. Кто изымет из моей плоти врагов?
   — Мы изымем, — сказал Арсеньев.
   Он достал мобильник и нажал две кнопки.
   — Владимир? Да. Тебе готовят теракт в метро. Газ. Классически. Бессарабка, площадь Шевченко, Крещатик. Они сидят под землёй. Я бы времени не терял…
   Я не слышала слов его собеседника. Моим голосом всё ещё говорил Киев, но это было уже неразборчиво и неважно. Город жаловался на свои многочисленные печали.
   — Нет, не вышлю людей, — говорил Арсеньев. — Зачем ты кормишь всю эту прорву казаков? Армия тунеядцев… Да, Стекловского человек… Умер, умер, не беспокойся… Ну конечно же, шутишь.
   Он спрятал мобильник и сел за стол. Мне уже не было страшно. Я поняла, что Арсеньев подсыпал что-то мне в рюмку, но меня это не волновало. Было тепло и комфортно, и я дремала.
   Прошло какое-то время — час, или три. Мобильник заверещал.
   — Да, — Арсеньев молча выслушал новости.
   — Если я ошиблась, меня накажут? — спросила я во сне.
   — Вы не ошиблись, — ответил Арсеньев. — Я могу Вас отблагодарить?
   — Да, — сказала я. — Я не хочу больше бояться. Никогда.
   — Я не могу гарантировать Вам безопасность. Если меня убьют, мои люди, возможно, попадут под зачистку. Это включает Вас.
   — Пожалуйста.
   — Хорошо, — сказал он. — Только потом не жалейте.
   Во сне он аккуратно расстегнул на мне блузку, открыл ногтями мою грудь и вынул сердце, а взамен вложил большой изумруд, завёрнутый в синий бархат. Я подумала, что умру, но прохладный камень ожил в моей груди и забился, как новое сердце.
   К рассвету Арсеньев ушёл.

* * *

   Когда я открыла глаза, было десять утра. Солнце радостно заливало лучами город, и бетонные коробки сияли светлой чистотой. В мире царила жизнь. Я поднялась и вышла на веранду, лёгкая, как ветер.
   — Привет, Москва, — сказала я.
   Москва подмигнула мне тысячей окон. Я покормила Чушку, заварила кофе и включила радио. Жизнерадостный мужской голос сказал:
   — …В субботу председатель Либерально-Демократической партии Удай Чубайс удостоился приглашения на ужин к господину Арсеньеву. С тех пор Чубайса никто не видел. Выборы нового лидера ЛДП состоятся на будущей неделе. Источники в государственной прокуратуре дают понять, что начатое против ЛДП Чубайса следствие по подозрению в коррупции, возможно, будет приостановлено за отсутствием главного ответственного.
   Бойкий женский голос продолжил:
   — Сегодня в полдень состоится торжественная выпускная церемония Московского Института Федеральной Службы Безопасности. Воевода России и Москвы господин Арсеньев произнесёт перед выпускниками напутственное слово. Наблюдатели ожидают, что он не станет избегать вопроса высокой смертности среди сотрудников ФСБ. Напомним слушателям, что с начала года на кладбище ФСБ в Москве появилось шесть новых могил, в числе которых — могила адъютанта господина Арсеньева, Эдуарда Стекловского.
   — Новости из Киева. Спикер министерства внутренних дел не оставил сомнений в причастности всех граждан, арестованных этой ночью Службой Безопасности Украины, к планированию крупного теракта. По сведениям МВД, теракт должен был состояться в центре Киева в ближайшее время; однако этой ночью киевская террористическая группа была в полном составе задержана сотрудниками СБУ. Гетман Украины Владимир Чорногор пообещал на прессконференции, что правосудие будет суровым и скорым. Господа Арсеньев, Потоцкий, Штиль и другие лидеры субъектов Федерации направили господину Чорногору поздравления с успешным исходом дела.
   — Согласно утверждённому господином Арсеньевым приговору суда, Михаэль Дивин и Артём Нагоев будут казнены в пятницу, на рассвете. Позавчера Дивин и Нагоев были признаны виновными в ряде актов террора, в ходе которых погибли семеро граждан и двое сотрудников ФСБ. Преступники не отрицают своей вины. Казнь состоится на Лобном месте в Москве. Билеты можно заказать по телефону 0800 — 18–11.
   В дверь позвонили.
   — Господин дракон велели передать, — сказал весёлый юноша с военной выправкой, протягивая мне свёрток.
   Я села за стол и неторопливо вынула книгу из упаковки. «Эдуард Стекловский», гласила надпись на шёлковой обложке; и чуть пониже: «Стихотворения».
   Я раскрыла книгу. Аккуратный чёрный шрифт красиво выделялся на льняной бумаге. Там, где у обычных книг стоит информация об издании и издательстве, была только одна строка. «Арсеньев. Библиотека Вавилона». Я удостоилась подарка из его личной типографии.
   В открытую дверь веранды влетела бабочка, покружила по комнате и села на абажур настольной лампы. На паркете лежали пятна солнечного света. Я прижала книгу к сердцу. Слева, там, где Арсеньев разрезал мне грудь, всё ещё побаливал шрам.

fin