I. Что есть гений?
II. Хотим мы этого или не хотим, но Кузьма тоже гений
III. Штрихи к портрету Кузьмы
IV. Лепин первым стал писать о Кузьме, но он прямой антипод Кузьмы: шибзик, сухарь, чужд, чужероден
V. А все-таки именно Лепин учуял фашистский заговор, во главе которого стояли черносотенец маршал Жуков и черносотенные ленинградские партийные функционеры, намеревавшиеся восстановить в России монархию со всеми ее прелестями, как то — кишиневский погром, еврейское гетто. Лепин забил тревогу, написал честное бескомпромиссное мужественное письмо Сталину
VI. Кузьма ничего кроме дури и патологической еврейской мнительности не увидел в судьбоносном письме Лепина
VII. Еще и еще штрихи к портрету великолепного Кузьмы
VIII. Однако Сталин отнесся к Лепину с большой серьезностью. А то! Эти зарвавшиеся и обнаглевшие интриганы, авантюристы, черносотенцы сегодня объявят Ленинград столицей РСФСР, а завтра развалят Советский Союз. Товарищ Сталин — не антисемит. Введем Лепина в ЦК на XIX съезде партии — пусть курирует госбезопасность!
IX. Казалось бы, механизм отлажен, власть абсолютна — чего еще? Ан осечка! Загвоздка, инициатива снизу, описка, бюрократическое недоразумение; представляете, и у Сталина не все получается.
X. Против воли Сталина наш Лепин загудел в лагерь, где повстречал свою большую любовь — уборщицу подсобного хозяйства
XI. Бойтесь любви: вовсе спятив, Лепин пошел куролесить, выкидывать коленца и, вы не поверите, так разбушевался, так взбрыкнул, что изменил ход мировой истории
XII. Парадоксы свободы. После приступов безумия Лепина, после смерти Сталина, после ворошиловской (бериевской?) амнистии в лагерях стало не лучше, а хуже. Много хуже.
XIII. Непорочное зачатие
XIV. Еще парадокс: воля оказалась для Кузьмы страшнее лагеря
XV. Модусвивенди: tous les hommes dege’nie et de progre`s en Russie e’taient, sont et seront toujours des картежникиet des пьяницы, qui boivent en zapoї...[1]
XVI. Вознесение до мифа
XVII. Держите меня!
